Это было во время второй чеченской кампании, тогда мой год ушел в армию и я был не годен по состоянию здоровья и с одной стороны я возмущался своим здоровьем так как завидовал своим одноклассникам и младшему брату ушедших на войну, а с другой Я чувствовал некоторую неуверенность и неспокойствие, особенно после того, как эти дома были взорваны. Тогда казалось, что такое может случиться даже в нашем тихом Котельниче. Это было еще и на фоне моего ноющего комплекса ног, я был не таким как все, я читал книги, баловался электроникой и открывал для себя мир радио, с длинноволновыми антеннами и ламповыми приемниками и своим первым компьютером на ZX80 (и сохранил я считаю себя лучше других). В те холодные, беспокойные ночи я научился программировать, научился подключать устройства и слушал радиопередачу, которая когда-то играла Испанский караван, я записал его кусок на свой магнитофон и потом стер его начисто, кроме дырок. Эта песня потрясла меня, и частота, которую эта песня дала мне, очаровала меня.
На этой частоте я слышал о совсем другой жизни, был некий Бабицкий, который был тогда в осажденном нашими войсками городе, с удивительным названием Грозный, я слышал, что все не так хорошо, как было сказано до нашего. услышал много нового по телевизору, что мне очень понравилось, особенно если учесть, что в то время я находился под впечатлением от романов Замятина и Оруэлла. Только теперь я начал понимать, почему наша библиотекарша, тетя Таня, с несколько подозрительной неохотой подписывалась на эти книги и отказывалась говорить со мной о них.
Но тогда это только повысило мою уверенность в правдивости этих книг, а потом случился Курск, и я помню свои чувства и мысли о том, как гибли подводники и как они ждали помощи. В тот момент мне показалось, что в моей жизни произошло что-то новое, необычное и удивительное. Именно тогда я начал записывать передачи Радио Свобода на свои барабаны. Сначала без сожалений удалил весь диско-поп, потом БГ, Чайф, Наутилус и прочие, как оказалось, сплагиатили русский мусор, только Цой, Дорз, Ледзепелин, Роллингстоун, конечно, остались Битлз и Радио Свобода.
В то время по пятницам шла программа, где неизвестный, очень известный писатель Анатолий Стреляный читал письма своих слушателей, и чем дольше я слушал, тем больше мне хотелось говорить за себя, мне казалось, что я должен Я просто делаю это. Хотя у меня никогда не было такой потребности. И когда мой брат, ушедший на войну, пропал, когда моя мать начала сходить с ума перед неизвестностью, когда напряжение достигло своего предела и я написал это письмо, несмотря на то, что я уже не могу вспомнить, что я был Говоря о Когда у меня был интернет, я нашел текст своего письма на сайте этого радио и перечитал его, но я не хочу вспоминать его сейчас, как будто я сделал что-то настолько постыдное и неуместное в то время, что это было необходимо забыл. Мне кажется, что мой конфликт с дедом, отцом и братом противостоял им в этом письме и был актом представления. Обсуждать это было не с кем, книги, которые я тогда читал, поддерживали меня, и я не мог найти в них ничего плохого.
Но теперь я понимаю и осторожность Татьяны Владиславовны, заказавшей мне эти тухлые книжки и не одобряющую моего пристрастия и вкуса, и отстраненность отца, которого мать с детства отстраняла от нашего воспитания, и полное неодобрение этих программ моя терпеливая бабушка Лиза, страстно любившая меня, вынужденная слушать и обсуждать со мной всю эту длинночастотную чушь
А недавно я нашла фото молодого бойца ИГИЛ, бегущего с передовой в женском платье и увидевшего черты лица, похожие на мои. Я понял, что он такой же, он тоже слушал кого-то далекого и удивительно близкого, просто парень встал и боролся за свои мысли, точнее мысли, которые вбивались ему в голову, и теперь Страх и жизнь в нем победили этот проклятый идеализм
Вот я и написал письмо на Радио Свобода, теперь мне предстоит столкнуться с дядей, который пакостил на радио по пятницам. Да-да, и глубоко тут не пройдёт, таких надо сразу в морду бить, как шлепают алкаша, который срет в твоём подъезде или вора, который откручивает руль на машине соседа, бьют с смирение.